Библиотека как место сосредоточения духовных ценностей

 Дионисий (Шленов), игумен, заведующий библиотекой Московской духовной академии

Из выступления на Румянцевских чтениях (20 апреля 2010 г., РГБ).В многополярном и многомерном мире неизбежно возникает вопрос о системе координат, которая вроде бы разительно меняется в зависимости от культуры, окружения, менталитета и прочих факторов. Однако, хотя все течет[1], было бы несправедливо остаться навсегда без подлинной точки опоры и тех онтологических непреходящих ценностей, которые подаются богооткровенным путем и вне зависимости от культурных и религиозных типов претендуют на то, чтобы обладать статусом вселенского и вневременного. В настоящее время мы не будем заниматься сравнительным религиоведением или богословием, можно только констатировать как вполне бесспорный факт, что на Руси таковые ценности всегда были неотделимы от Православия.

Православие (ὀρθοδοξία) означает правильное прославление Бога и одновременно правое учение о Боге. Бог Слово стал плотью (Ин. 1, 14), и этот ключевой и неповторимый момент Боговоплощения оказывается отправным для духовной жизни, для жизни всего человечества во всей его совокупности и … для жизни книг. Книга — это попытка изобразить словом ту или иную истину, подобно тому как картина или икона изображает ее образно. Описуемость и выразимость неописуемой и невыразимой Истины — это один из важнейших лейтмотивов всей христианской истории, неоднократно преодолевавшей кризисы гностицизма и иконоборчества.

Но поскольку истине противостоит ложь, как добру зло, неизбежно возникает поле духовной битвы, и в этой битве по-своему участвуют книги, добрые или злые. Несомненно, что заявленный в теме доклада тип библиотеки — это библиотека добрая, стремящаяся ко благу, причем не к абстрактному благу, а к благу, источником и подателем которого оказывается Бог. Это не означает, что ценностно ориентированная библиотека должна быть прежде всего и только религиозной библиотекой. Однако это означает, что она должна всемерно стремиться к тому, чтобы выстроить определенную иерархию книг, которая бы так или иначе отражала иерархию духовных ценностей, при том что ее профиль комплектования — в частности, само соотношение книг богословской и более широкой гуманитарной тематики, соотношение теории и практики, истории и современности, объективности и субъективности, духовного и материального — может подчас сильно варьировать при безусловном сохранении внутренней сути и самоидентичности.

Каким тогда должен быть библиотекарь, выдаваемые им книги и получающий их читатель? Первым чрезвычайно важным для такой библиотеки фактором оказывается личность библиотекаря, а также его помощников или сотрудников. В античной, а потом и в христианской традиции встречается наименование премудрого человека «одушевленной библиотекой» — Лонгин, учитель Порфирия, именуется у Евнапия «некой одушевленной библиотекой и ходящим музеем» (βιβλιοθήκη τις ἦν ἔμψυχος καὶ περιπατοῦν μουσεῖον)[2]. Несомненно, что в библиотеке с преобладающей духовно-нравственной ориентацией должны быть сотрудники, не только небезраличные к духовным ценностям, но и ревностно занимающиеся их собиранием и распространением. К настоящему библиотекарю по праву подошло бы наименование любомудра. В идеале философ или любомудр не столько тот, кто знает философию, но тот, кто воистину исполняет ее, сам живет по Божественным законам: «Тот, кто от длительного любомудрия получает добрые плоды — Божественные добродетели»[3]. «Прииди и виждь» (Ин. 1, 46), — эти евангельские слова, призывающие эмпирически приобщиться к проповеди Спасителя, чрезвычайно подходят к библиотечному коллективу. Духовное знание, которое содержат книги, может быть понятно другому не только теоретически, но прежде всего практически. Но эта аутентичная передача знания, передача книги из рук в руки будет идеально реализована лишь тогда, когда передающий, т. е. библиотекарь, ибо функция библиотекаря — передавать и возращать книги, будет не просто посредствующим лицом между знанием-книгой и получателем знания, но лицом, сопричастным передаваемому знанию, и, более того, лицом, способным преподать это знание…

Вторым существенным фактором такой библиотеки оказывается ее содержимое — сами книги. В библиотеке египетского царя Птолемея, одной из самых известнейших в древности библиотек, предшественнице Александрийской, хранилось множество книг, отражавших самые разные религиозные традиции и установки. Знаменательно, что именно для этой библиотеки по достаточно распространенному в древности преданию был выполнен перевод Священного Писания семидесяти толковников, ставший впоследствии определяющим и для текста славянской Библии, который является его дословным переводом. При этом над входом в нее, или в ту ее часть, которая именовалась «священной библиотекой», было написано «врачебница души»[4]. Во «врачебнице», или же, говоря современным языком, в больнице, хранятся медицинские препараты, лекарства, приборы, которые способствуют, прежде всего, телесному здравию людей. Задача книг во многом сходная — преимущественно уврачевать душу, предложить пищу для души, т. е. стать воспитателем или восполнить отсутствие живого мудрого собеседника. В 32 вопросоответе прп. Варсануфия, подвизавшегося на монастырской башне в VI в. недалеко от Газы, дается чрезвычайно высокая оценка духовным наставлениям — «ибо они имеют способность возводить человека от новоначального к совершенному. Изучи сие, запомни и не забудь, ведь в нем содержится вся библиотека» (ὅλην γὰρ ἔχουσι τὴν βιβλιοθήκην)[5].

Помимо книжных свитков в «священной библиотеке» Птолемея находились также изображения языческих богов и царя, который подносил каждому из них соответствующие дары. Таким образом, библиотека как место хранения священных свитков оказывается уже в древности почти что храмом. В православном храме приносится Богу жертва хвалы, и сам Бог становится искупительной жертвой за человеческие грехи. Хотя в современных библиотеках нет алтаря и оформленного храмового пространства, они в идеале могут все же оказаться весьма близкими храму. Храмовое служение немыслимо без надлежащей подготовки, без очищения души и тела, без опыта келейной молитвы и домашнего любомудрия и размышления о Боге. Для достойной подготовки к нему необходим опыт углубленного чтения и проникновение в священные слова Священного Писания и молитв. Также и библиотека: в ней хранятся священные книги, или книги, которые в ту меру, в какую они оказывают благотворное воздействие на душу, могут рассматриваться как святыня.

И, наконец, следует сказать особо и о проникновенном читателе, примером для которого могут послужить ревностно относившиеся к чтению монахи. «Божественное чтение» (lectio divina) входило в неотъемлемый круг самых основных обязанностей древних монахов, в жизни которых перемежалась молитва, чтение и рукоделие. Размышляя над сокровенными смыслами священных книг они писали пространные экзегетические трактаты, спорили о разных вариантах толкования и находили согласные друг с другом решения. Несмотря на то, что современная аудитория зачастую не только не монастырская, но нередко просто далека от каких-либо ценностей, ей есть чему поучиться у своих предшественников. Они были совершенно не похожи на некоего неграмотного и не стремящегося к грамотности монаха, которого обличал выдающийся эрудит XII в. Евстафий, архиепископ Фессалоникийский: «Но, увы, зачем же ты, о безграмотный, монастырскую библиотеку приводишь в порядок в соответствии с расположением своей души, сам не обладая письменами, лишая и ее письмоносных сосудов? Оставь ее хранить под своим покровом честное. Придет кто-нибудь после тебя, кто или изучит письмена или любитель письмен» (ἢ γράμματα μαθὼν ἢ ἀλλὰ φιλογράμματος)[6]. Читатель ценностно ориентированной библиотеки не имеет права на равнодушие, на всеядность, на леность. Для восприятия подлинного знания необходимо прилежание, ревность, открытость, готовность к творчеству, к традиционному и одновременно свободному восприятию того, что он прочтет в книгах; необходим подвиг, готовность соотнести свою жизнь со священными словесами.

«Начало премудрости страх Божий» (Притч. 1, 7), — эти хрестоматийные слова из одной из самых учительных библейских книг Притч, встречающиеся в разных вариантах 4 раза[7] в Ветхом Завете, были очень хорошо известны на Руси, где сам урок не начинался без молитвы. Ученик боялся и уважал учителя, но еще более Бога. Данные слова многомерны. Их можно применить и к начальному этапу учения, и к значительно более совершенным этапам, которые вовсе не прекращаются, но, наоборот, все больше усиливаются после начального периода. Страх Божий, одна из основополагающих христианских добродетелей, обладает совершенно положительными коннотациями. Он приводит совсем не так, как в случае с бесконечными земными страхами, вовсе не к бегству от Бога, не к депрессии, никак не к унынию или отчаянию. Страх Божий означает состояние трепетного предстояния пред Богом, доподлинное осознание величия Божия, никого не подавляющего, но направляющего к тому, чтобы стремиться сохранять с Богом исконные отношения сыновства и любви. Страх Божий должен оставаться неотъемлемой частью жизни, пребывая в тесном союзе с другими добродетелями. Еще более многозначно и неисчерпаемо понятие «премудрости», приближающееся по множеству возможных значений к первоисточному слову-логосу. Премудрость — это прежде всего одно из Божественных Имен, или же сокровенный в себе предмет евангельской проповеди. «Премудрость Божия Евангелием проповедуемая, — поучал будущего русского императора Павла в слове «О пользе учений» митрополит Московский Платон (Левшин)[8], — говорит: Положите на сердцах ваших не прежде поучатися отвещевати (Лк. 21, 14), то есть: старайтеся прежде снискать честность души, а витийство слов и просвещение ума даны вам будут после»[9]. В идеале премудрость есть некая полнота знания, которое — если особо говорить об одухотворенном, выстраданном подвигом знании — может быть по милости Божией знанием не только эмпирическим, но и пророческим, относящемся к настоящему, прошлому или будущему. Именно в таком ракурсе настоящая духовная книга — это друг и соратник, а иногда и пророк. Она стучится в душу современного человека с тем, чтобы в ней появилось или сохранилось «начало» или «власть» Того, Кто, обладая абсолютной властью надо всем, смиренно смиряется предо всем.

Одной из сокровенных мыслей, подспудно лежащих в основе данного выступления, является понятие об иерархии, или священноначалии. В расширительном смысле его можно также отнести и разного рода категориям людей, и к книгам. Но для создания подлинно прекрасной и справедливой иерархии книг помимо всех применяемых по закону библиотечных подходов и принципов (типа УДК, ББК и прочее), нужна особая мудрость, дар рассудительности, сопричастность передаваемым знаниям. В корпусе Ареопагитик описывается, как по иерархическим законам от Бога через низшие чины осуществлялась передача просвещения и знания[10]. Точно также обстоит дело и в ценностно ориентированной библиотеке, к которой в таком случае можно отнести евангельские слова: «И, зажегши свечу, не ставят ее под сосудом, но на подсвечнике, и светит всем в доме» (Мф. 5, 15).

[1] Ср.: Plat. Philebus. P. 43а:3. Сократ ссылается не речение мудрецов: ἀεὶ γὰρ ἅπαντα ἄνω τε καὶ κάτω ῥεῖ.

[2] Eunapius. Vitae sophistarum 4, 1, 3:2-3 / Ed. J. Giangrande. Rome, 1956. TLG 2050/1. Ср. сходное высказывание Никифора Григоры о Феодоре Метохите: Niceph. Greg. Hist. Rom. / Ed. I. Bekker, L. Schopen. Vol. 1. Bonn, 1829. P. 272:3-4. TLG 4145/1.

[3] Greg. Thaum. In Origenem oratio panegyrica 9:3-6 / Ed. H. Crouzel. SC 148. 1969. TLG 2063/1.

[4] Hecataeus Abderita. Fragm. 264, 3A:12-64 / Ed. F. Jacoby. Leiden, 1923-1958 (r1954-1969. TLG 1390/2.

[5] Barsan. Gaz. Quaest. et resp. Ep. 32:27-28 / Ed. F. Neyt, P. de Angelis-Noah. T. I-II. Paris, 1997. SC 426. TLG 2851/1). Один афонский старец, недавно почивший, относительно написанной им книги поучений сказал сходным образом: «Подобно пчеле, собирающей мед, здесь собрано все. И уже не понадобится изучать рукописи и множество книг».

[6] Eustath. Thessal. De emendanda vita monachica 128: 21-24 / Ed. K. Metzler. Berlin, N. Y., 2006. TLG 4083/9 [Corpus Fontium Historiae Byzantinae. Series Berolinensis 45].

[7] Пс. 110, 10, Притч. 9, 10: ἀρχὴ σοφίας φόβος κυρίου; Ср. Сир. 1, 14. Притч. 1, 7.

[8] Слово произнесено 20 сентября 1765 г.

[9] Платон (Левшин), митр. Слово о пользе учений // Сочинения. Т. 1. Поучительные слова и речи. 1762-1768. СТСЛ, 2010. С. 223.

[10] Ср.: Dion. Areop. De eccl. hier. / Ed. B. R. Suchla. Berlin, 1991 [Patristische Texte und Studien 33]. P. 119:23-27. TLG 2798/2.

Источник: http://www.bogoslov.ru/text/740732.html